игра
Зеркало Клода
ноябрь 2025
ноябрь 2025
газета клуба
письмо читателям
Лиссабон, ноябрь 2025
Привет,
В Лиссабоне начался сезон дождей, ожидания праздников и арт событий. Осень — вообще время наибольшей концентрации открытий, вечеринок и выставок. Я думаю, вокруг вас это тоже происходит, где бы вы ни находились, и советую в ноябре выбрать что-то, что покажется вам самым интересным, и сходить туда. А потом обсудить с нами в клубе, конечно же.
В октябре мы с вами разбирали довольно сложную тему: архивы, их власть и вездесущность. Мы касались архива культуры, разбирали тексты Бориса Гройса (если честно, он казался мне невероятно сложным, когда я учила его в институте, и вот сейчас, наконец, я начала его понимать), говорили о разрушении архива и закончили месяц разговором про космические работы Кэти Патерсон. Она сумела сделать тему архива понятной и завораживающей, она фотографирует космическую темноту и отправляет на луну лунную сонату. Все материалы, как всегда, хранятся в клубе и их можно продолжать пересматривать, сколько вам захочется.
А для ноября мы, для контраста, выбрали нечто совершенно иное, чтобы всех нас немного взбодрить.
В Лиссабоне начался сезон дождей, ожидания праздников и арт событий. Осень — вообще время наибольшей концентрации открытий, вечеринок и выставок. Я думаю, вокруг вас это тоже происходит, где бы вы ни находились, и советую в ноябре выбрать что-то, что покажется вам самым интересным, и сходить туда. А потом обсудить с нами в клубе, конечно же.
В октябре мы с вами разбирали довольно сложную тему: архивы, их власть и вездесущность. Мы касались архива культуры, разбирали тексты Бориса Гройса (если честно, он казался мне невероятно сложным, когда я учила его в институте, и вот сейчас, наконец, я начала его понимать), говорили о разрушении архива и закончили месяц разговором про космические работы Кэти Патерсон. Она сумела сделать тему архива понятной и завораживающей, она фотографирует космическую темноту и отправляет на луну лунную сонату. Все материалы, как всегда, хранятся в клубе и их можно продолжать пересматривать, сколько вам захочется.
А для ноября мы, для контраста, выбрали нечто совершенно иное, чтобы всех нас немного взбодрить.
Тема ноября — игра. Люди играют в игры, это и способ познания мира, и способ его описания, и способ созидания тоже.
Мы будем говорить про художников, которые играют в игры и втягивают в них зрителей, про тех, кто создает игры и тех, кто описывает их.
Рома расскажет про Homo Ludens Йохана Хёйзинги, знаменитую работу, описывающую игру как основу культуры.
Даша поговорит про фильм "Кто боится Вирджинии Вульф?" и расскажет о режиссерах, которые играют в игры со зрителями.
Лера расскажет про сюрреалистов и сыграет с вами в игру, в которую они играли между собой.
А я расскажу, как игра становится искусством и наоборот.
Я бы хотела, чтобы этот месяц стал для нас лёгким: искусство, разумеется, серьёзная вещь, но мне кажется, ноябрьскими долгими вечерами нам всем не помешает немного лёгкости, азарта и веселья, для контраста и разнообразия. Мне нравится концепция игры, потому что она предполагает добровольность и радость, и это что-то, на чём я хотела бы сосредоточиться в ноябре.
Поэтому давайте сыграем.
Настя
Мы будем говорить про художников, которые играют в игры и втягивают в них зрителей, про тех, кто создает игры и тех, кто описывает их.
Рома расскажет про Homo Ludens Йохана Хёйзинги, знаменитую работу, описывающую игру как основу культуры.
Даша поговорит про фильм "Кто боится Вирджинии Вульф?" и расскажет о режиссерах, которые играют в игры со зрителями.
Лера расскажет про сюрреалистов и сыграет с вами в игру, в которую они играли между собой.
А я расскажу, как игра становится искусством и наоборот.
Я бы хотела, чтобы этот месяц стал для нас лёгким: искусство, разумеется, серьёзная вещь, но мне кажется, ноябрьскими долгими вечерами нам всем не помешает немного лёгкости, азарта и веселья, для контраста и разнообразия. Мне нравится концепция игры, потому что она предполагает добровольность и радость, и это что-то, на чём я хотела бы сосредоточиться в ноябре.
Поэтому давайте сыграем.
Настя
Cory Arcangel Super Mario Clouds (2002)
тема месяца
игра
Лосось прыгает.
Превзойти что?
Превзойти что?
Джим Додж,
Дождь на реке
Какой была ваша любимая игра в детстве? А сейчас? Люди учатся играть едва ли не раньше, чем говорить, чем управлять собственным телом и чем отделять себя от мира. Играть естественно для человека. С тех пор, как Йохан Хёйзинга в 1938 году определил игру как основу культуры в своей книге Homo Ludens (мы подробно обсудим ее в этом месяце), стало ясно, насколько, на самом деле, много общего у игры и искусства: и то и то — выход за рамки утилитарного и “полезного”, и там и там создается автономный, условный мир со своими правилами, и там и там возможно то, что недопустимо в реальной жизни. И там и там есть свобода пробовать, ошибаться, и проживать совершенно новый опыт в безопасности.
Свобода изобретать правила, ошибаться и делать нечто просто так, разумеется, очаровала художников. В начале ХХ века играть начали дадаисты. Они сделали игру актом разрушения, вообще их задачей тогда было разрушение затвердевших канонов искусства, низвержение рациональных структур и авторитарности, и они добивались этого через игру. Они играли между собой и со зрителями, предлагая им странные, абсурдные переживания. Например, симультанный спектакли, когда со сцены одновременно читали стихи на разных языках, шумели, свистели и вообще источали хаос. Зрители вовлекались в это, создавая еще больше шума, разрушая так надоевшие границы “художник-зритель” и “искусство-всё остальное”. Все веселились. Правилом этой игры был хаос.
Или экскурсии: которые они водили по городу: они приводили группу в любое случайное место и рассматривали, например, лужу, как произведение искусства.
Сюрреалисты продолжили играть. Их самая знаменитая игра “изысканный труп”, очень похожа на “чепуху” или “буриме”. Длинный лист бумаги сгибается несколько раз и каждый пишет или рисует нечто на своем отрезке, не зная, что находится на остальных. Я играла в такую на скучных уроках в школе. У сюрреалистов получилась фразочка “изысканный труп пьет молодое вино” и она так очаровала их, что стала названием этой игры. Они играли, чтобы добраться до собственного бессознательного. На тот момент бессознательное, Фрейд и скрытые слои мира и человека занимали всех чрезвычайно, но было еще не ясно, как добраться до этих слоёв. Сюрреалисты делали это через автоматическое письмо и такие игры. Про игры сюрреалистов мы подробно поговорим в Лерой Бабицкой в этом месяце, и даже сыграем.
Свобода изобретать правила, ошибаться и делать нечто просто так, разумеется, очаровала художников. В начале ХХ века играть начали дадаисты. Они сделали игру актом разрушения, вообще их задачей тогда было разрушение затвердевших канонов искусства, низвержение рациональных структур и авторитарности, и они добивались этого через игру. Они играли между собой и со зрителями, предлагая им странные, абсурдные переживания. Например, симультанный спектакли, когда со сцены одновременно читали стихи на разных языках, шумели, свистели и вообще источали хаос. Зрители вовлекались в это, создавая еще больше шума, разрушая так надоевшие границы “художник-зритель” и “искусство-всё остальное”. Все веселились. Правилом этой игры был хаос.
Или экскурсии: которые они водили по городу: они приводили группу в любое случайное место и рассматривали, например, лужу, как произведение искусства.
Сюрреалисты продолжили играть. Их самая знаменитая игра “изысканный труп”, очень похожа на “чепуху” или “буриме”. Длинный лист бумаги сгибается несколько раз и каждый пишет или рисует нечто на своем отрезке, не зная, что находится на остальных. Я играла в такую на скучных уроках в школе. У сюрреалистов получилась фразочка “изысканный труп пьет молодое вино” и она так очаровала их, что стала названием этой игры. Они играли, чтобы добраться до собственного бессознательного. На тот момент бессознательное, Фрейд и скрытые слои мира и человека занимали всех чрезвычайно, но было еще не ясно, как добраться до этих слоёв. Сюрреалисты делали это через автоматическое письмо и такие игры. Про игры сюрреалистов мы подробно поговорим в Лерой Бабицкой в этом месяце, и даже сыграем.
People in the exhibition space
Galerie Otto Burchard, Berlin, 30 June-25 August 1920. Photograph: Bildarchiv Preussischer Kulturbesitz, Berlin.
Felix Gonzalez-Torres
«Без названия (Портрет Росса в Лос-Анджелесе)» © The Felix Gonzalez-Torres Foundation
Им наследовал Флюксус, уже в середине шестидесятых (и до сих пор) художники, например, Йоко Оно, начали писать партитуры для зрителей: правила и набор действий, который зрителю необходимо сделать, чтобы произошло искусство. Например
“Бросайте предметы, которые тяжело бросать из-за их слишком маленького веса.”
Или “Разрежьте пальто вдоль пополам. Носите каждую половину отдельно.”
Или “Исполнитель устанавливает на сцене плакат «Я вернусь через 10 минут!» и отправляется выпить чашечку кофе через дорогу.” — напоминает методы современного нам Маурицио Каттелана, не правда ли?
Йоко Оно, среди прочего, создала шахматы, все фигуры в которых белые (работа на обложке этой газеты). Работа называется “play it by trust”, “играй на доверии”. Полностью, разумеется, уничтожив возможность играть именно в шахматы, она предложила зрителю совершенно новую игру в той же форме.
С середины прошлого века игра начинает интересовать художников как структура. Системы, алгоритмы и правила стали основой минимализма. Например, Сол Левитт описывает свои работы как “инструкции к действию”, он задает правила, а вся остальная работа за зрителем.
Позже из этих идей вырастает реляционная эстетика — концепция, в которой художник создает не автономное произведение, а организует человеческое взаимодействие, социальные связи и формы общения. Зритель становится не наблюдателем, а участником искусства.
Художники позволяют себя трогать, готовят еду в галерее и кормят зрителей, раздают или позволяют аудитории разрушать свои работы.
Этим занимался американский художник Феликс Гонзалес-Торрес. Он действовал на стыке концептуализма и реляционной эстетики, и говорил со зрителем о любви. Его работа “портрет Росса в Лос-Анджелесе” (Росс был его любимым, и, по словам художника, единственным, кто его понимал) представляет собой огромную кучу конфет. Зрители могут брать конфеты из кучи и есть их, и это уже похоже не столько на игру, сколько на некое религиозное таинство. Разделить на кусочки и постепенно съесть, ничего себе игра. Яркие фантики и сама суть “конфетности”, впрочем, несколько снимают градус драмы.
Художник создает условия игры, а не ее результат.
“Бросайте предметы, которые тяжело бросать из-за их слишком маленького веса.”
Или “Разрежьте пальто вдоль пополам. Носите каждую половину отдельно.”
Или “Исполнитель устанавливает на сцене плакат «Я вернусь через 10 минут!» и отправляется выпить чашечку кофе через дорогу.” — напоминает методы современного нам Маурицио Каттелана, не правда ли?
Йоко Оно, среди прочего, создала шахматы, все фигуры в которых белые (работа на обложке этой газеты). Работа называется “play it by trust”, “играй на доверии”. Полностью, разумеется, уничтожив возможность играть именно в шахматы, она предложила зрителю совершенно новую игру в той же форме.
С середины прошлого века игра начинает интересовать художников как структура. Системы, алгоритмы и правила стали основой минимализма. Например, Сол Левитт описывает свои работы как “инструкции к действию”, он задает правила, а вся остальная работа за зрителем.
Позже из этих идей вырастает реляционная эстетика — концепция, в которой художник создает не автономное произведение, а организует человеческое взаимодействие, социальные связи и формы общения. Зритель становится не наблюдателем, а участником искусства.
Художники позволяют себя трогать, готовят еду в галерее и кормят зрителей, раздают или позволяют аудитории разрушать свои работы.
Этим занимался американский художник Феликс Гонзалес-Торрес. Он действовал на стыке концептуализма и реляционной эстетики, и говорил со зрителем о любви. Его работа “портрет Росса в Лос-Анджелесе” (Росс был его любимым, и, по словам художника, единственным, кто его понимал) представляет собой огромную кучу конфет. Зрители могут брать конфеты из кучи и есть их, и это уже похоже не столько на игру, сколько на некое религиозное таинство. Разделить на кусочки и постепенно съесть, ничего себе игра. Яркие фантики и сама суть “конфетности”, впрочем, несколько снимают градус драмы.
Художник создает условия игры, а не ее результат.
Хёйзинга, с которого мы начали, делит игры на соревновательные и не-соревновательные. В первых есть конфликт, победа и поражение, в них необходимо превзойти кого-то.
Это спорт, шахматы, прятки — всё, где ты либо победил, либо проиграл. Например, дуэт Thukral & Tagra в серии Games People Play использует настольные игры и теннис как метафору экономических и классовых соревнований. Их игровые поля — это визуализированные социальные системы, где ты сражаешься, чтобы выиграть.
Вторые, несоревновательные игры, строятся на созидании и импровизации, иногда на совместном действии. Это кубики, которые складывают дети, игры в куклы, песочные замки.
Художник Франсис Алис (мы время от времени упоминаем его вскользь в наших газетах) исследует такие игры. его серия Children’s Games (1999–наст. время) показывает, как дети в разных странах создают временные миры игры, основанные не на победе, а на непрерывности движения, повторении, совместном ритуале. В таких играх невозможно проиграть.
Это спорт, шахматы, прятки — всё, где ты либо победил, либо проиграл. Например, дуэт Thukral & Tagra в серии Games People Play использует настольные игры и теннис как метафору экономических и классовых соревнований. Их игровые поля — это визуализированные социальные системы, где ты сражаешься, чтобы выиграть.
Вторые, несоревновательные игры, строятся на созидании и импровизации, иногда на совместном действии. Это кубики, которые складывают дети, игры в куклы, песочные замки.
Художник Франсис Алис (мы время от времени упоминаем его вскользь в наших газетах) исследует такие игры. его серия Children’s Games (1999–наст. время) показывает, как дети в разных странах создают временные миры игры, основанные не на победе, а на непрерывности движения, повторении, совместном ритуале. В таких играх невозможно проиграть.
Thukral & Tagra
Games People Play
BlockWorks
The Uncensored Library
В конце ХХ века появилось новое поле для игр и искусства: это компьютерные игры, огромная чарующая территория.
Появился нет-арт, искусство на территории интернета. Художники постепенно осваиваются на этой территории, модифицируя классические игры, предлагая новые правила или создавая свои.
Художник Кори Арканжел создал работу Super Mario Clouds: он взял классическую игру Super Mario и удалил из неё всё, кроме облаков. Они плывут по безупречно голубому небу, как будто бы наделяя смешного Марио опытом, не задуманным для него изначально: отвлечься от поисков принцессы, лечь на землю и наблюдать, как прекрасно небо над ним. Игра меняет суть, выиграть невозможно, принцесса уже спасена, всегда была спасена, потому что нет никакой принцессы. Марио тоже нет, мы переживаем катарсис вместо него.
Художница Анн-Мари Шляйер пишет мод на другую культовую игру Counter-Strike, превращая ее в пространство протеста. Ее проект Velvet-Strike, созданный после терраска 11 сентября — это антивоенный манифест, граффити с сердечками на стенах туннелей, по которым предполагается бегать с пулеметом, разыскивая врагов. Она тоже размывает соревновательность в самой соревновательной из игр. Так ли необходимо сражаться, спрашивает она в пространстве, созданном специально и исключительно для сражения.
Еще одна небезызвестная игра, Minecraft, тоже стала полем для создания искусства. Там происходит очень, очень много всего. Например, группа BlockWorks создает внутри игры архитектурные инсталляции и художественные выставки, и, кстати, выставляется со своими проектами в настоящих трехмерных музеях, например, в музее Виктории и Альберта в Лондоне.
Появился нет-арт, искусство на территории интернета. Художники постепенно осваиваются на этой территории, модифицируя классические игры, предлагая новые правила или создавая свои.
Художник Кори Арканжел создал работу Super Mario Clouds: он взял классическую игру Super Mario и удалил из неё всё, кроме облаков. Они плывут по безупречно голубому небу, как будто бы наделяя смешного Марио опытом, не задуманным для него изначально: отвлечься от поисков принцессы, лечь на землю и наблюдать, как прекрасно небо над ним. Игра меняет суть, выиграть невозможно, принцесса уже спасена, всегда была спасена, потому что нет никакой принцессы. Марио тоже нет, мы переживаем катарсис вместо него.
Художница Анн-Мари Шляйер пишет мод на другую культовую игру Counter-Strike, превращая ее в пространство протеста. Ее проект Velvet-Strike, созданный после терраска 11 сентября — это антивоенный манифест, граффити с сердечками на стенах туннелей, по которым предполагается бегать с пулеметом, разыскивая врагов. Она тоже размывает соревновательность в самой соревновательной из игр. Так ли необходимо сражаться, спрашивает она в пространстве, созданном специально и исключительно для сражения.
Еще одна небезызвестная игра, Minecraft, тоже стала полем для создания искусства. Там происходит очень, очень много всего. Например, группа BlockWorks создает внутри игры архитектурные инсталляции и художественные выставки, и, кстати, выставляется со своими проектами в настоящих трехмерных музеях, например, в музее Виктории и Альберта в Лондоне.
Еще одно поле для игр в нынешней жизни — это вездесущая геймификация. Мы получаем баллы и достижения, публикуясь в соцсетях, пользуясь банками, парковками, заказывая продукты, гуляя свои десять тысяч шагов, чтобы закрыть кружочек на фитнесс браслете, бросая курить. Маленькие шипучие вспышки дофамина и смешная анимация на экранах вполне устраивают нас в качестве приза: мы только что что-то выиграли, так ли уже важно, что. Этого так много, что не всегда понятно, во что ты играешь сейчас на самом деле, и добровольно ли ты это делаешь.
Художники, которые работают с играми, как правило, продолжают традиции дада и сюрреалистов: они приглашают зрителей в игру, но самоопределенно и добровольно, не давая забыть, что игра — это способ познания через опыт, что, какой бы сложной она ни была, она конечна и безопасна, и может быть весёлой.
Поэтому в ноябре я приглашаю вас поиграть.
Художники, которые работают с играми, как правило, продолжают традиции дада и сюрреалистов: они приглашают зрителей в игру, но самоопределенно и добровольно, не давая забыть, что игра — это способ познания через опыт, что, какой бы сложной она ни была, она конечна и безопасна, и может быть весёлой.
Поэтому в ноябре я приглашаю вас поиграть.
Francis Alÿs Children’s Games
Francis Alÿs Children’s Games
темы ноября
Роман Намазов
Концепция Homo ludens, или «Человек играющий», была предложена нидерландским культурологом Йоханом Хёйзингой. В ней он утверждает, что игра — это основа человеческой культуры и именно игра предшествует ее развитию. В новом тексте вы узнаете, почему игра, по Хёйзинге, — это свободное и добровольное действие, происходящее в особом пространстве и по своим правилам. Мы увидим, как через игру человек создает символы, ритуалы, искусство, науку и социальные институты, то есть формирует свою культуру.
Другой текст будет посвящен gaming culture, то есть культуре компьютерных игр. Мы рассмотрим ее как особое социально-культурное явление, отражающее ценности, нормы и формы взаимодействия современного цифрового общества. Gaming culture — это сложная система смыслов, практик и идентичностей, где игра становится способом самовыражения, коммуникации и творчества. Игровая культура объединяет игроков в сообщества, создает новые формы искусства (например, фан-контент, киберспорт, стриминг) и меняет представления о времени, реальности и взаимодействии человека с технологиями.
Лера Бабицкая
В своем тексте я расскажу о понятии игры в сюрреализме. Андре Бретон называл ее практикой освобождения от «диктата разума», способом вернуться к детскому ощущению чудесного и революционным актом. Мы узнаем, как это выражалось в конкретных работах сюрреалистов, а также поговорим об изысканных трупах, сеансах совместного воображения и магических объектах. Ну и, наконец, сами попробуем поиграть в одну из сюрреалистических игр!
Изысканный труп,
результат сюрреалистической игры.
Ив Танги.
результат сюрреалистической игры.
Ив Танги.
кино месяца
Даша Губина
"Кто боится Вирджинии Вульф?" (Майк Николс, 1966)
Скажи, что твоя жизнь не удалась, не говоря, что твоя жизнь не удалась.
Психологические игры, вспышки страсти и агрессии, выдуманные истории — герои фильма используют все средства, чтобы убежать от реальности.
Этот фильм мне кажется идеально подходящим под тему месяца, потому что режиссер тут словно раскалывает жизнь героев на множество разных осколков. И каждый осколочек — это игра.
Цели у этих игр могут быть совсем разными. Например, закрыть зудящую пустоту в отношениях или почувствовать свое превосходство хотя бы на мгновение. Но смысл один — замаскировать абсолютное разочарование и потерю ориентиров.
Тут Элизабет Тейлор и Сэнди Деннис сыграли одни из лучших своих ролей, за которые получили по Оскару. Героини в начале противопоставляются друг другу, но каждая в своей крайности вызывает неприязнь.
Но чем дальше смотришь, тем глубже чувствуешь героев и словно разбираешь по кирпичикам стену, выстроенную каждым из них.
Это первый фильм Майка Николса, который с ноги ворвался в Голливуд и посмеялся над всеми. Как бывший комик, он выбирает тему и безжалостно выворачивает ее на изнанку что в этом фильме, что в "Выпускнике", который вышел через год, в 1967.
Скажи, что твоя жизнь не удалась, не говоря, что твоя жизнь не удалась.
Психологические игры, вспышки страсти и агрессии, выдуманные истории — герои фильма используют все средства, чтобы убежать от реальности.
Этот фильм мне кажется идеально подходящим под тему месяца, потому что режиссер тут словно раскалывает жизнь героев на множество разных осколков. И каждый осколочек — это игра.
Цели у этих игр могут быть совсем разными. Например, закрыть зудящую пустоту в отношениях или почувствовать свое превосходство хотя бы на мгновение. Но смысл один — замаскировать абсолютное разочарование и потерю ориентиров.
Тут Элизабет Тейлор и Сэнди Деннис сыграли одни из лучших своих ролей, за которые получили по Оскару. Героини в начале противопоставляются друг другу, но каждая в своей крайности вызывает неприязнь.
Но чем дальше смотришь, тем глубже чувствуешь героев и словно разбираешь по кирпичикам стену, выстроенную каждым из них.
Это первый фильм Майка Николса, который с ноги ворвался в Голливуд и посмеялся над всеми. Как бывший комик, он выбирает тему и безжалостно выворачивает ее на изнанку что в этом фильме, что в "Выпускнике", который вышел через год, в 1967.
Очень советую посмотреть! Это будет едко, жестко и болезненно, но, черт возьми, он гениален в своей сумасбродности.
новости искусства
рубрику ведет Даша Губина
-
Марафон ограблений во Франции
Лувр
Преступники воспользовались ремонтными работами, чтобы проникнуть в галерею Аполлона и похитить девять украшений из коллекции Наполеона и Жозефины. Среди предметов оказались ожерелье, брошь и тиара.
Кого-то уже арестовали, но расследование продолжается.
Дом просвещения Дени Дидро
На следующий день после ограбления Лувра во французском Лангре украли часть коллекции серебряных и золотых монет XVIII–XIX веков.
- Большая волна
Гравюру Хокусая «Большая волна в Канагаве» продадут на аукционе. Основатель японского музея «Окада» Кадзуо Окада вынужден продать ее из-за долга в 50 миллионов долларов.
-
Ирландия введет постоянный базовый доход для деятелей искусств
В Ирландии художники теперь получают безусловный доход, чтобы сосредоточиться на творчестве. Хочется верить, что практика распространится на весь остальной мир как можно скорее.
Источник
сеанс
ежемесячная онлайн встреча с историей и дискуссией
игра
29 ноября
суббота
12.00 по Лиссабону (GMT)
Об играх, в которые играют художники, о правилах, структурах и алгоритмах и о том, как пригласить в свою игру кого угодно.
Ссылка появится в канале клуба
прошлый выпуск газеты
октябрь 2025