Сегодня я хотела бы рассказать о мало известном тайваньском художнике, которого считает своим учителем известная всем Марина Абрамович. Мне очень интересно наблюдать за реконструкцией базовых принципов искусства, и этот художник, мне кажется, сумел изъять из него очередную нерушимую опору.

Это человек, который доводил собственную усталость до абсолюта и сделал перформансы не просто частью жизни, но полностью подчинил свою жизнь перформансу.

Техчин Се (Tehching Hsieh) сделал серию из пяти перформармансов, каждый из которых длился год и один, длящийся тринадцать лет.

One Year Performance 1978–1979 ("Cage Piece")

Художник провел год в деревянной клетке размером примерно 3×2,5 метра, которую построил внутри своей студии в Нью-Йорке. Внутри была кровать, раковина, ведро и всё. За год он ни разу оттуда не выходил. У него не было ни книг, ни радио ни других способов занять время: в этом и заключался смысл.
Се говорил, что пространство изменилось для него, став значительно больше, чем было в действительности. Часть кровати он стал воспринимать, как спальню, примерно середина кровати стала столовой, именно там он принимал пищу, а место в ногах стало кабинетом для размышлений.

Его посещал юрист, который свидетельствовал соблюдение условий перформанса, приятель, который приносил еду и уносил мусор, и примерно раз в месяц студию могла посетить публика.

Се говорил, что это исследование существования как такового, очищенного от всего, чем оно не является.

Спустя два года, он вывернул концепцию наизнанку и сделал следующий One Year Performance (“Outdoor Piece”, 1981–1982) — он в течение года ни заходил ни в одно помещение, живя на улице Нью-Йорка. Он спал с парках, под мостами и где придётся и исследовал жизнь вне цивилизации, находясь внутри неё.
Документацией перформанса стали его заметки о месте ночлег, погоде и состоянии. Разумеется, эта работа стала важнейшим исследованием жизни бездомных в Нью-Йорке, хотя Се не декларировал таких целей.

Он сделал еще три “однолетних перформанса”, не менее дискомфортных и нон-спектакулярных (то есть наблюдать за ними было сложно или невозможно со стороны, если бы не документация) и перешел к самой длинной своей работе.

В 1986 году Се обьявил о начале перформанса Thirteen Year Plan (1986–1999). 

“Я буду делать искусство. Я не буду его показывать.” — обьявил Се и сдержал своё слово. За тринадцать лет он не продемонстрировал никакого искусства.

1 января 2000 года он сообщил, что “сохранил себя живым” и таким образом перформанс завершен.

Все свои перформансы художник проживал самостоятельно, без участия публики (что, кстати, противоречит основным принципам перформанса, сформулированным позже Абрамович: присутствие зрителя), измеряя и исследуя исключительно собственное состояние.

Рассматривая его работы, можно говорить об усталости от социальных взаимодействий, от скорости и продуктивности (он создал шесть работ за двадцать один год), от диктата цивилизации и от контекста художественных институций (впрочем, институции обожают Се — документации его перформансов выставляются в самых знаковых музеях мира). Но мне кажется, здесь есть еще один аспект: усталость от созидания, от акторства, то есть бытия источником внешних изменений — от того, что принято считать самой сутью художественного процесса.

Что остаётся от искусства, когда художник перестает действовать?
Где в таком искусстве место зрителя, если оно есть? В сопереживание человеку, запертому в клетке или ночующему на улице или где-то ещё?
И мог бы считаться перформансом его тринадцатилетний план, если бы до этого он не сделал пять других, длящихся по году?