лес
Зеркало Клода
сентябрь 2025
сентябрь 2025
газета клуба
письмо читателям
Лиссабон, сентябрь 2025
Привет,
В стране, где я сейчас живу, осень ещё не наступила. Они здесь считают сезоны астрономически, по солнцестояниям, теперь это кажется даже логичным. Первое сентября я была приучена считать чем-то сакральным, точкой отсчета для совершений, а теперь почти разучилась. Из-за того что лето не кончается сегодня, создается сладкая иллюзия, что оно не кончается вовсе. Потом, потом когда-нибудь окажется, что уже холодно и сыро, но прямо сейчас, за неимением очевидных границ, можно позволить себе длить лето сколько захочется. Этому, я кажется, больше всего радовалась, окончив школу — продлять лето.
За лето клуб успел уйти на каникулы, чтобы пересобраться и наш общий август выдался беспрецедентным. Мы столько всего сформулировали и обсудили вместе, что хватило бы на несколько сочинений о том, как мы провели лето.
И летом же мы с соавторами придумывали тему для сентября. Теперь, когда мы делаем это вместе, каждая тема получается неочевидной, но тем более завораживающей.
Тема сентября лес.
В стране, где я сейчас живу, осень ещё не наступила. Они здесь считают сезоны астрономически, по солнцестояниям, теперь это кажется даже логичным. Первое сентября я была приучена считать чем-то сакральным, точкой отсчета для совершений, а теперь почти разучилась. Из-за того что лето не кончается сегодня, создается сладкая иллюзия, что оно не кончается вовсе. Потом, потом когда-нибудь окажется, что уже холодно и сыро, но прямо сейчас, за неимением очевидных границ, можно позволить себе длить лето сколько захочется. Этому, я кажется, больше всего радовалась, окончив школу — продлять лето.
За лето клуб успел уйти на каникулы, чтобы пересобраться и наш общий август выдался беспрецедентным. Мы столько всего сформулировали и обсудили вместе, что хватило бы на несколько сочинений о том, как мы провели лето.
И летом же мы с соавторами придумывали тему для сентября. Теперь, когда мы делаем это вместе, каждая тема получается неочевидной, но тем более завораживающей.
Тема сентября лес.
Недалеко от моего нынешнего дома есть лес, которому несколько тысяч лет, там даже иногда находят следы динозавров. Я приезжаю туда, когда мне необходимо соотнести себя и свои печали и радости с чем-то древним, что было и будет здесь еще очень долго. Это всегда работает.
Лес — это и структура (шизо-структура, как сказал бы Билл Виола, которого мы обсуждали на сеансе в субботу), и пространство и состояние. Когда я делала свой дипломный проект в первом художественном институте, мне очень хотелось передать универсальный, каждым пережитый опыт, и я сделала фильм про лес как инициатичмеское пространство. Мы бегали тогда по ледяному подмосковному зимнему лесу в хтонических масках из папье-маше, спотыкались о ветки и падали в сугробы, и очень веселились. Там был сюжет: девочка заблудилась в лесу и встретила чудовищ, но всё кончилось хорошо.
Условия инициации — это изоляция от общества, преодоление испытаний и перерождение (смена статуса или даже имени по возвращении домой). Лес подходит для этого очень хорошо, до сих пор.
Но лес — это еще и детство и бабушкино лукошко с земляникой, и холодная река где-то за деревом. Это опыт потери дороги и радостного её нахождения, опыт исследования, одиночества и диалога с чем-то фундаментально отличным от тебя, угроза и убежище одновременно.
А еще лес — это триумф природы, где общее несопоставимо больше суммы частей. Не видеть за деревьями леса — не пустая поговорка, а простая невнимательность, непривычка к экстраполяции.
Лес — это часто встреча с непостижимым, с большим другим, не поддающимся антропоморфности. И очень много искусства было создано так или иначе в связи с лесом. О нём мы и поговорим в сентябре.
Настя
Лес — это и структура (шизо-структура, как сказал бы Билл Виола, которого мы обсуждали на сеансе в субботу), и пространство и состояние. Когда я делала свой дипломный проект в первом художественном институте, мне очень хотелось передать универсальный, каждым пережитый опыт, и я сделала фильм про лес как инициатичмеское пространство. Мы бегали тогда по ледяному подмосковному зимнему лесу в хтонических масках из папье-маше, спотыкались о ветки и падали в сугробы, и очень веселились. Там был сюжет: девочка заблудилась в лесу и встретила чудовищ, но всё кончилось хорошо.
Условия инициации — это изоляция от общества, преодоление испытаний и перерождение (смена статуса или даже имени по возвращении домой). Лес подходит для этого очень хорошо, до сих пор.
Но лес — это еще и детство и бабушкино лукошко с земляникой, и холодная река где-то за деревом. Это опыт потери дороги и радостного её нахождения, опыт исследования, одиночества и диалога с чем-то фундаментально отличным от тебя, угроза и убежище одновременно.
А еще лес — это триумф природы, где общее несопоставимо больше суммы частей. Не видеть за деревьями леса — не пустая поговорка, а простая невнимательность, непривычка к экстраполяции.
Лес — это часто встреча с непостижимым, с большим другим, не поддающимся антропоморфности. И очень много искусства было создано так или иначе в связи с лесом. О нём мы и поговорим в сентябре.
Настя
The Forked Forest Path Олафур Элиассон
тема месяца
лес
Если однажды исчезнут люди, лес захватит город (любой город) примерно за двадцать лет, а ещё за такое же время станет выглядеть так, как будто бы он был там всегда.
Он и был, задолго до появления первого топора и останется, вероятно, если человечество не уничтожит его вместе с собой. Эта его сила как будто была забыта людьми, но память о ней возвращается, стоит только по-настоящему заблудиться в лесу.
Цитируя Урсулу Ле Гуин, The Word for World is Forest.
Зачарованный лес, инициатическое пространство, нелинейная структура, фигура любого разговора об экологии и климатических изменениях и антитеза антропоцена. С лесом связана жизнь почти каждой цивилизации, и разумеется, о нём размышляют художники, от первого человека, вырезавшего деревянную фигурку для красоты или созерцающего рост дерева, до тех, кто живёт прямо сейчас.
Чаще всего художники привлекают лес для разговора об экологии. Йозеф Бойс, делающий искусством всё, к чему он прикасался, решил дать лесу ворваться в город и посмотреть, что будет. На седьмой Документе в Касселе он начал высаживать семь тысяч дубов, сопровождая каждый базальтовым камнем. Возвращение леса стало его скульптурой и политическим манифестом (City Forestation Instead of City Administration), а город — пластичным медиумом. Это, кстати, был один из первых художественных жестов на тему экологии, которая сейчас стала чуть ли не основным направлением искусства. Но в 1982 году, сажая свои дубы, Бойс задал это направление.
Спустя несколько десятилетий художница Майя Лин в проекте Ghost Forest установила в нью-йоркском Мэдисон-Сквер Парке 49 мёртвых атлантических кедров — как мемориал изменению климата и вырубке лесов. Эти деревья, высотой около 12 метров, были задуманы стать монументальным напоминанием о хрупкости экосистем. Это сработало: мёртвые деревья, выросшие внезапно в огромном парке, вызвали, по словам очевидцев, почти хтонический ужас: лес вернулся, но в нём не осталось жизни, а это невозможно, это противоречит его сути.
Он и был, задолго до появления первого топора и останется, вероятно, если человечество не уничтожит его вместе с собой. Эта его сила как будто была забыта людьми, но память о ней возвращается, стоит только по-настоящему заблудиться в лесу.
Цитируя Урсулу Ле Гуин, The Word for World is Forest.
Зачарованный лес, инициатическое пространство, нелинейная структура, фигура любого разговора об экологии и климатических изменениях и антитеза антропоцена. С лесом связана жизнь почти каждой цивилизации, и разумеется, о нём размышляют художники, от первого человека, вырезавшего деревянную фигурку для красоты или созерцающего рост дерева, до тех, кто живёт прямо сейчас.
Чаще всего художники привлекают лес для разговора об экологии. Йозеф Бойс, делающий искусством всё, к чему он прикасался, решил дать лесу ворваться в город и посмотреть, что будет. На седьмой Документе в Касселе он начал высаживать семь тысяч дубов, сопровождая каждый базальтовым камнем. Возвращение леса стало его скульптурой и политическим манифестом (City Forestation Instead of City Administration), а город — пластичным медиумом. Это, кстати, был один из первых художественных жестов на тему экологии, которая сейчас стала чуть ли не основным направлением искусства. Но в 1982 году, сажая свои дубы, Бойс задал это направление.
Спустя несколько десятилетий художница Майя Лин в проекте Ghost Forest установила в нью-йоркском Мэдисон-Сквер Парке 49 мёртвых атлантических кедров — как мемориал изменению климата и вырубке лесов. Эти деревья, высотой около 12 метров, были задуманы стать монументальным напоминанием о хрупкости экосистем. Это сработало: мёртвые деревья, выросшие внезапно в огромном парке, вызвали, по словам очевидцев, почти хтонический ужас: лес вернулся, но в нём не осталось жизни, а это невозможно, это противоречит его сути.
Maya Lin
Ghost Forest
Joana Vasconcelos
Enchanted Forest
Художники идут в лес и берут лес в соавторы. Они размещают в нём свои работы, как делал, например, Франциско Инфантэ-Арана , который вешал в лесах нити и зеркала. Он делал это, кажется, без экологической повестки, а в целях композиционного совершенства, и преуспел в этом. В лес уходили художники группы “коллективные действия”, среди прочего, потому что там никто не мешал им работать.
Иногда художники делают его центром своего искусства, как Константин Димопулос в проекте The Blue Trees. Он красит деревья ярко синей краской (экологически безопасной), чтобы привлечь к ним внимание и “взрастить социальную осознанность о том, что именно мы можем потерять”.
А иногда они наоборот, приводят лес в галерею. Португальская художница Жоана Васконселуш сшила Зачарованный лес — огромную инсталляцию из тканей и кружева, похожую на единый живой организм, приглашающий зрителя “к полной дезориентации в пространстве”. Как настоящий лес.
Олафур Элиассон, известный своими исследованиями изменений климата, а ещё тем, что растопил тысячелетний лёд, провёл по галерее русло реки и повесил в турбинном зале Тейт почти настоящее солнце, превратил галерею в лес расходящихся тропок. The Forked Forest Path (разветвляющаяся лесная тропа) — это проект 1998 года, где он воспроизвёл лес в галерее, вместе с запахами, текстурой и влажностью воздуха, и вместе в возможностью выбора тропинки, чтобы по нему пройти.
Если природа и искусство издревле противопоставлялись друг другу, то что будет, если поместить природу в пространство искусства? Как именно им любоваться, как взаимодействовать?
Иногда художники делают его центром своего искусства, как Константин Димопулос в проекте The Blue Trees. Он красит деревья ярко синей краской (экологически безопасной), чтобы привлечь к ним внимание и “взрастить социальную осознанность о том, что именно мы можем потерять”.
А иногда они наоборот, приводят лес в галерею. Португальская художница Жоана Васконселуш сшила Зачарованный лес — огромную инсталляцию из тканей и кружева, похожую на единый живой организм, приглашающий зрителя “к полной дезориентации в пространстве”. Как настоящий лес.
Олафур Элиассон, известный своими исследованиями изменений климата, а ещё тем, что растопил тысячелетний лёд, провёл по галерее русло реки и повесил в турбинном зале Тейт почти настоящее солнце, превратил галерею в лес расходящихся тропок. The Forked Forest Path (разветвляющаяся лесная тропа) — это проект 1998 года, где он воспроизвёл лес в галерее, вместе с запахами, текстурой и влажностью воздуха, и вместе в возможностью выбора тропинки, чтобы по нему пройти.
Если природа и искусство издревле противопоставлялись друг другу, то что будет, если поместить природу в пространство искусства? Как именно им любоваться, как взаимодействовать?
Отделяют от леса дерево художники тоже часто. Джузеппе Пеноне, обнажает дерево, оставляя лишь сердцевину или вовсе делая его полым. Он исследует рост и время. А Уриэл Орлоу исследует колониальную историю Португалии через архивные образцы древесины, показывая, как леса становились частью глобальной политики и торговли. Очень многие работают с деревом просто как с медиумом, в конце концов, даже классики писали на деревянных досках, но даже будучи просто поверхностью для нанесения краски, каждое дерево представляет лес.
В современном искусстве лес становится актором художественного процесса, не темой и не местом, но соавтором, таинственным и живым, и это неожиданно воспроизводит те же отношения между людьми и лесами, что были тысячи лет назад: угроза и убежище, враг и друг, безъязыкая фауна и непостижимая сила, которая вернёт себе землю, как только представится случай.
В сентябре мы пойдём исследовать лес.
В современном искусстве лес становится актором художественного процесса, не темой и не местом, но соавтором, таинственным и живым, и это неожиданно воспроизводит те же отношения между людьми и лесами, что были тысячи лет назад: угроза и убежище, враг и друг, безъязыкая фауна и непостижимая сила, которая вернёт себе землю, как только представится случай.
В сентябре мы пойдём исследовать лес.
Uriel Orlow
Forest Times
Франсиско Инфантэ-Арана
"Очаги искривленного пространства"
"Очаги искривленного пространства"
чтение месяца
Лера Бабицкая
ведущая рубрики
Привет! В этот раз предлагаю прочитать две короткие статьи, в которых, несмотря на пересечения, наблюдается заметное расхождение. Хотя оба автора пишут о необходимости ужаса или опасности для формирования нового опыта восприятия, Иван Новиков рассматривает «лесное» как пространство, в котором должна обнаруживаться демаркация между природой и человеком, в то время как Анжела Силева рассматривает опыт блуждания по лесу через объединение опознаваемого, сконструированного человеческими иллюзиями, нашим привычным опытом, и предельно чуждого — природного, рассогласованного с телом.
Оба автора — активные участники современного российского арт-процесса. Иван Новиков — художник, куратор, преподаватель и теоретик искусства, член редколлегии «Художественного журнала». Анжела Силева — искусствовед, исследовательница художественной критики, работает в музее «Гараж».
Чтение каждого текста займет 15–40 минут и не потребует больших временных затрат. Попробуем новый формат библиотечного чтения!
Оба автора — активные участники современного российского арт-процесса. Иван Новиков — художник, куратор, преподаватель и теоретик искусства, член редколлегии «Художественного журнала». Анжела Силева — искусствовед, исследовательница художественной критики, работает в музее «Гараж».
Чтение каждого текста займет 15–40 минут и не потребует больших временных затрат. Попробуем новый формат библиотечного чтения!
“
Очарованность делает туриста невнимательным к происходящему, превращает в колонизатора, завороженного экзотическими видами, которые выходят за пределы привычного городского опыта. Такой «внешний взгляд» турист_ки поддерживается экспликациями к различным породам деревьев и видам растений, что затрудняет распознать атмосферу, исходящую от самих объектов. Цитируя Вальтера Беньямина, Гернот Бёме пишет о необходимости «чувствовать ауру, вчитывать её телесно». Однако насколько произведения искусства лишились своей ауры в начале XX века за счет авангардистских художественных движений, настолько и природа в её смодериованном восприятии лишилась ауры, или точнее, человек потерял способность переживать происходящее с ним в лесу.
кино месяца
Весна, лето, осень, зима... и снова весна
Ким Ки Дук, 2003
Это девятый фильм Ким Ки Дука и первый его фильм, где он не только режиссер, сценарист и монтажер, но и актер. Он играет монаха в последней новелле, который, пройдя через всевозможные жизненные соблазны и сложности, вернулся в монастырь и готов стать учителем.
Это символично, так как и в жизни режиссер думал стать священником. А еще несколько лет занимался живописью, что тоже отражается в фильме.
И хоть этот фильм можно считать его переходом к минимализму и что он разительно отличается от предыдущих картин Ким Ки Дука, тем не менее мы можем найти в нем почти те же жестокие истории, только видим их мы совсем с другого ракурса.
Как будто смотрим на муравьишек, которые суетятся у муравейника, или птиц, которые строят гнездо, улетают и возвращаются, благодаря цикличности фильма и отсутствия акцента на действиях и эмоциях (а тут их достаточно много), отсутствия драмы. Все случается, но проходит почти бесследно.
Это символично, так как и в жизни режиссер думал стать священником. А еще несколько лет занимался живописью, что тоже отражается в фильме.
И хоть этот фильм можно считать его переходом к минимализму и что он разительно отличается от предыдущих картин Ким Ки Дука, тем не менее мы можем найти в нем почти те же жестокие истории, только видим их мы совсем с другого ракурса.
Как будто смотрим на муравьишек, которые суетятся у муравейника, или птиц, которые строят гнездо, улетают и возвращаются, благодаря цикличности фильма и отсутствия акцента на действиях и эмоциях (а тут их достаточно много), отсутствия драмы. Все случается, но проходит почти бесследно.
Даша Губина
ведущая рубрики
Очень легко и поэтично Ким Ки Дук выстраивает фильм так, что он вмещает в свой небольшой хронометраж жизни двух поколений. И несмотря на кажущуюся отстраненность и метафоричность эта картина показывает жизнь такой, как она есть, со всеми ее страданиями, радостями, жестокостями и страстями. Но все это показано как часть пути, который должен пройти каждый человек, чтобы прийти к гармонии.
Например, кот. В восточной философии он может быть как символом негативных изменений, так и перемен во благо. И лишь от усилий ученика будет зависеть итог.
Или петух, который символизирует ребячество, гордость и похоть.
И удивительно, как изящно режиссер в конце фильма показал начало новой истории, идентичной предыдущей.
Как же это углубляет историю. Мы понимаем, что монах-учитель не идеальный образ, что он тоже прошел свой путь и тоже совершил ошибки, но ответил за них и пришел к умиротворению.
Например, кот. В восточной философии он может быть как символом негативных изменений, так и перемен во благо. И лишь от усилий ученика будет зависеть итог.
Или петух, который символизирует ребячество, гордость и похоть.
И удивительно, как изящно режиссер в конце фильма показал начало новой истории, идентичной предыдущей.
Как же это углубляет историю. Мы понимаем, что монах-учитель не идеальный образ, что он тоже прошел свой путь и тоже совершил ошибки, но ответил за них и пришел к умиротворению.
Новости искусства
рубрику ведет Даша Губина
-
Под матрасом израильской бабушки нашлись три картины Малевича 🌚
Звучит как история из книги, но нет, это произошло. И самое забавное тут то, что несмотря на проверки, на 100% так и не удалось доказать, подлинники это или подделки. Искусствоведы спорят и негодуют, но тем не менее сейчас картины выставляются в Бухаресте наравне с другими произведениями Малевича, которые сомнений не вызывают.
Полная история тут. Очень интересно!
-
Живет ли в “Бобе” Аниша Капура человек?
Группа американских активистов “Man in Bean Coalition” (у них даже инст есть! ) требует выпустить человека, который, по их мнению, 20 лет находится внутри скульптуры «Cloud Gate», известной как «Боб».
Не мем, не пранк, а настоящие протесты. Шок! Но сторонников, которые действительно могли бы вмешаться в эту ситуацию и что-то решить, у них, похоже нет, зато местная пиццерия активно поддерживает эту легенду.
Вся информация и ссылки тут
-
Теряет ли свою ценность картина из-за аморальной жизни владельца?
О чем, казалось бы, тут спорить, ведь речь даже не о художнике, а именно об одном из владельцев. Но на аукционный дом Christie’s подали в суд как раз по этой причине.
Коллекционер Сасан Гандехари купил на аукционе картину Пикассо «Женщина в кресле-качалке», но узнав историю предыдущего владельца, который сидел в тюрьме за наркоторговлю, потребовал расторжения договора и возврата денег.
сеанс
ежемесячная онлайн встреча с историей и дискуссией
ЛЕС
27 сентября
суббота
12.00 по Лиссабону (GMT+1)
О том, как лес проявляется в искусстве, как художники блуждают в лесах и как из взаимодействия человека и леса рождается новое искусство
Ссылка появится в канале клуба
прошлый выпуск газеты
август 2025
